Палач 9,10 серия

Расследование:
Органы госбезопасности начали разыскивать коллаборационистку сразу после того, как Локоть был освобождён от немцев. Однако уцелевшие жители посёлка смогли сообщить следователям крайне скупые сведения о ней, так как все они знали её только как «Тоньку-пулемётчицу». Из других примет назвали «тяжёлый и пронзительный взгляд», возраст примерно 21 год, вероятно, москвичка, темноволосая, со складкой на лбу. Её искали среди пленных и раненых, выдвигалась версия, что её убили или же вывезли за рубеж немецкие спецслужбы.
Поиски растянулись на 30 лет. Как вспоминал следователь КГБ Пётр Головачёв, занимавшийся розыском нацистских преступников, сотрудники «передавали дело по наследству». Периодически оно попадало в архив, однако вновь открывалось после поимки очередного коллаборациониста.
Лишь в 1976 году дело сдвинулось с мёртвой точки, когда в Брянске на городской площади один мужчина набросился с кулаками на некоего Николая Иванина, в котором узнал начальника локотской тюрьмы в период немецкой оккупации. Иванин, всё это время прятавшийся, не стал отпираться и подробно рассказал о своей тогдашней деятельности, заодно упомянув и женщину-палача, с которой у него был кратковременный роман. И хотя он по ошибке назвал следователям её имя как Антонина Анатольевна Макарова, эта информация позволила КГБ начать проверять гражданок СССР подходящего возраста с именем Антонина Макарова, всего около 250 человек. Однако нужная им женщина не попала в список подозреваемых, так как рассматривали только тех женщин, которые были под этим именем зарегистрированы при рождении. Антонина Гинзбург же при рождении была записана под фамилией Парфёнова (Панфилова). Изначально следователи ошибочно вышли на другую Антонину Макарову, которая жила в Серпухове. Иванин согласился провести опознание, и его привезли в Серпухов и поселили в местной гостинице. На следующий день он покончил с собой в номере по невыясненным причинам. Позднее КГБ нашёл других выживших свидетелей, которые знали палача в лицо, но все они подтвердили, что это не та женщина, поэтому поиски начались заново.
Настоящая фамилия Антонины стала известна, когда один из её братьев, проживавший в Тюмени, будучи сотрудником Министерства обороны СССР, заполнил в 1976 году анкету для выезда за границу. В ней он указал, что у него шестеро братьев и сестёр, все носят фамилию Парфёновы (Панфиловы), кроме одной сестры — Антонины Гинзбург, в девичестве Макаровой. Этот факт привлёк внимание органов безопасности. Однако они не решались арестовывать уважаемого ветерана без убедительных доказательств. В Лепеле за Гинзбург была установлена слежка, но через неделю её пришлось прекратить, потому что женщина начала что-то подозревать. После этого на целый год следователи оставили её в покое и всё это время собирали на неё материалы и улики. Позднее её вызвали в райвоенкомат с несколькими другими ветеранами, якобы для уточнения информации для награждения (по другим данным, это было проведено на Дне Победы. Здесь сотрудник КГБ завёл с Гинзбург разговор о её жизни на войне, и она не смогла ответить на его вопросы о местах дислокации воинских частей, где она служила, и об именах её командиров, сославшись на плохую память и давность событий. В июле 1978 года следователи решили провести эксперимент: они привезли на фабрику одну из свидетельниц, в то время как Антонину, под выдуманным предлогом, вывели на улицу перед зданием. Свидетельница, наблюдая за ней из окна, опознала её, однако одного этого опознания было мало, и поэтому следователи устроили ещё один эксперимент. Они привезли в Лепель ещё двух свидетельниц, одна из которых сыграла работницу местного собеса, куда Гинзбург вызвали якобы для перерасчёта её пенсии. Та узнала Тоньку-пулемётчицу. Вторая свидетельница сидела снаружи здания со следователем КГБ и также узнала Антонину.

Арест, суд и казнь:
В сентябре того же года Антонина была арестована по пути с места работы к начальнику отдела кадров. Следователь Леонид Савоськин, который присутствовал при её аресте, позже вспоминал, что женщина вела себя очень спокойно и сразу всё поняла. «Ни страха, ни волнения, ни слёз. До последней минуты», — так охарактеризовал поведение Макаровой при задержании бывший оперативник УКГБ по Брянской области Пётр Головачёв в 2003 году.
Гинзбург была доставлена в Брянск, где помещена в местный СИЗО в 54-ю камеру. Поначалу следователи опасались, что она решит покончить с собой, поэтому посадили к ней в камеру женщину-«шептуна». Та вспоминала, что Макарова вела себя очень хладнокровно и была уверена, что ей дадут максимум три года заключения как из-за её возраста, так и из-за давности тех событий, и даже строила планы относительно дальнейшей жизни после отбывания наказания. Она жалела, что придётся менять работу и место проживания. На допрос она вызвалась сама, демонстрировала всё то же хладнокровие и прямо отвечала на вопросы. Сергей Никоненко в документальном фильме «Возмездие. Две жизни Тоньки-пулемётчицы» сказал, что Антонина была искренне уверена, что её не за что наказывать, и всё списывала на войну. Не менее спокойно она вела себя и на следственных экспериментах, когда её привезли в Локоть, и не понимала, почему местные жители плевали в неё. Свидетелями по делу проходили, в частности, немногие выжившие при массовых расстрелах. Они вспоминали, что Тонька-пулемётчица до сих пор снится им в кошмарах, и просили вынести ей суровый приговор. Задержание военной преступницы вызвало широкий общественный резонанс. Впервые информация об этом была опубликована в газете «Брянский рабочий» под заголовком «По ступеням предательства». 31 мая 1979 года вышла обширная статья «Падение» в газете «Правда». За время следствия Антонина ни разу не вспомнила о своей семье и не захотела общаться с ними. Виктор Гинзбург, не зная причин ареста жены, всё время пытался добиться её освобождения, в том числе угрожая жалобой Брежневу и в ООН, из-за чего следователям пришлось рассказать ему правду. Сообщается, что после этого мужчина «поседел и постарел за одну ночь». Виктор вместе с дочерьми уехал в неизвестном направлении из Лепеля, их дальнейшая судьба неизвестна.
20 ноября 1978 года судья Брянского областного суда Иван Бобраков признал её виновной в убийстве 168 человек, чьи личности удалось достоверно установить, и приговорил к высшей мере наказания — смертной казни через расстрел. Такое суровое наказание стало неожиданностью для многих участников процесса, ведь смертный приговор был вынесен, несмотря на примерное поведение Антонины в послевоенное время и то, что 1979 год был объявлен в СССР Годом женщины. Гинзбург признала свою вину и восприняла это, как всегда, спокойно, но с того же дня стала подавать прошения о помиловании в ЦК КПСС и другие инстанции. Все они были отклонены. В 6 часов утра 11 августа 1979 года приговор был приведён в исполнение.

Антонина Макаровна Макарова (урождённая Парфёнова или Панфилова, в замужестве Гинзбург; 1 марта 1920, Малая Волковка, Сычёвский уезд, Смоленская губерния — 11 августа 1979, Брянск, РСФСР, СССР) — советская военная преступница, палач Локотского округа во время Великой Отечественной войны, расстрелявшая на службе у немецких оккупационных властей и русских коллаборационистов около 1500 человек, в основном советских партизан и мирное население. В момент совершения расстрелов была также известна как Тонька-пулемётчица. В дальнейшем вышла замуж и работала контролёром в швейном цехе, однако в конце 1970-х была разоблачена и приговорена к смертной казни. Стала одной из трёх женщин, расстрелянных в СССР в послесталинскую эпоху.

Жизнь на войне:
В 1941 году, когда началась Великая Отечественная война, Макарова пошла добровольцем на фронт, где работала буфетчицей и санитаркой. Осенью того же года она была в числе немногих, кто выжил в Вяземской операции, и после разгрома своей части несколько дней скрывалась в лесу, но в конечном итоге была арестована немцами. Через некоторое время она и солдат Николай Федчук, улучив момент, сбежали из плена. Несколько месяцев они скитались вдвоём по округе, пытаясь выбраться из немецкого окружения. Впоследствии на допросе Макарова сказала, что была слишком напугана и поэтому сама пошла с Федчуком, предложив ему себя в качестве так называемой «походной жены». В январе 1942 года пара добралась до села Красный Колодец, где у Федчука жили жена и дети, и он, несмотря на просьбы Макаровой, расстался с попутчицей. Предполагается, что либо отказ Федчука от продолжения отношений, либо душевный упадок сил и психологические травмы, полученные Макаровой от пережитого в «Вяземском котле», привели к тому, что девушка могла тронуться рассудком. В Красном Колодце ей сначала помогали местные женщины, но вскоре к ней стали относиться негативно из-за её беспорядочной интимной жизни, и ей пришлось покинуть село. Макарова ещё какое-то время скиталась по деревням и сёлам, нигде не задерживаясь надолго, и в конечном итоге оказалась на территории новообразовавшейся Локотской республики в селе Локоть, где недолгое время жила у одной женщины. Поскольку ей нечем было платить этой женщине за проживание, Макарова вскоре собиралась примкнуть к местным партизанам, но обратила внимание на то, в каких хороших условиях жили русские коллаборационисты, и решила идти на службу к немцам. Здесь она какое-то время занималась проституцией. Впоследствии, давая показания, Макарова заявила, что просто хотела выжить после долгих скитаний, из-за чего, когда немцы стали её расспрашивать, стала ругать советскую власть. На свои страхи она списала и то, почему добровольно поступила на службу в локотскую вспомогательную полицию. Обер-бургомистр Бронислав Каминский выдал ей пулемёт Максима для исполнения расстрелов, к которым были приговорены советские партизаны и члены их семей. По словам Макаровой, немцам не хотелось самим принимать участие в казнях, и они были рады поручить ей исполнение смертных приговоров. За согласие участвовать в расстрелах немцы поселили Макарову в комнате на местном конезаводе, где она хранила и пулемёт. Одной из свидетелей этого была женщина из Красного Колодца, у которой Макарова однажды переночевала. Она пришла к бывшей постоялице за помощью и увидела пулемёт и одежду расстрелянных. Ей Макарова рассказала о расстрелах и использовании вещей убитых. Женщина в испуге убежала.

На допросе следователей Макарова своё отношение к расстрелу объяснила так:

Я не знала тех, кого расстреливаю. Они меня не знали. Поэтому стыдно мне перед ними не было. Бывало, выстрелишь, подойдешь ближе, а кое-кто ещё дёргается. Тогда снова стреляла в голову, чтобы человек не мучился. Иногда у нескольких заключённых на груди был подвешен кусок фанеры с надписью «партизан». Некоторые перед смертью что-то пели. После казней я чистила пулемёт в караульном помещении или во дворе. Патронов было в достатке… Все приговорённые к смерти были для меня одинаковые. Менялось только их количество. Обычно мне приказывали расстрелять группу из 27 человек — столько партизан вмещала в себя камера. Я расстреливала примерно в 500 метрах от тюрьмы у какой-то ямы. Арестованных ставили цепочкой лицом к яме. На место расстрела кто-то из мужчин выкатывал мой пулемёт. По команде начальства я становилась на колени и стреляла по людям до тех пор, пока замертво не падали все…

Также она сказала, что её никогда не мучили угрызения совести, так как сами казни воспринимались ею не как нечто необычное, а лишь как издержки военного времени. Осуждённых на казнь к ней отправляли группами примерно по 27 человек. Бывали дни, когда она исполняла смертные приговоры по три раза в день. По официальным данным, она расстреляла около 1500 человек, но лишь у 168 человек удалось восстановить паспортные данные. В основном это были советские партизаны, члены их семей и мирное население — женщины, старики и дети. За каждый расстрел Макарова получала по 30 рейхсмарок, впоследствии эту сумму часто сравнивали с 30 сребрениками. После исполнения приговоров Макарова снимала с трупов понравившуюся ей одежду, мотивируя это так: «А что? Пропадать хорошим вещам?». Она жаловалась, что на одежде убитых остаются большие пятна крови и дыры от пуль. Очевидцы вспоминали, что по ночам Макарова часто приходила в местный конезавод, где немцы устроили тюрьму для приговорённых к смерти, и пристально рассматривала заключённых, будто заранее присматривая себе их вещи.
Макарова часто бывала в местном музыкальном клубе, где в больших количествах употребляла спиртное и наряду с несколькими другими местными девушками вступала в интимную связь с полицаями и немецкими солдатами, часто за деньги.
Такая разгульная жизнь привела к тому, что летом 1943 года Макарова была откомандирована в немецкий тыловой госпиталь на лечение от сифилиса, из-за чего избежала захвата партизанами и Красной армией, освободившими Локоть 5 сентября. В тылу Макарова завела роман с немецким поваром-ефрейтором, который тайно вывез её в своём обозе на Украину, а оттуда — в Польшу. Там ефрейтор был убит, а Макарову немцы отправили в концлагерь в Кёнигсберге. Когда в 1945 году Красная армия захватила город, Макарова выдала себя за советскую медсестру благодаря украденному военному билету, в котором указала, что с 1941 по 1944 год работала в 422-м санитарном батальоне, и устроилась работать медсестрой в советский передвижной госпиталь. Здесь же она познакомилась с раненным в ходе штурма города молодым сержантом Виктором Гинзбургом. Уже через несколько дней они поженились, Антонина взяла фамилию мужа.

Дальнейшая судьба:
Молодожёны вначале жили в Калининградской области, позже поселились ближе к родине Виктора в Лепеле (Белорусская ССР). Он происходил из Полоцка, вся его семья была убита карателями. У них родились две дочери. Антонина и её супруг пользовались уважением и льготами как ветераны войны, были награждены несколькими орденами, их фотографии демонстрировались в местном музее. Женщина встречалась со школьниками в рамках поддержания памяти о войне. О её подлинной личности не знали ни муж с дочерьми, ни знакомые семьи. После разоблачения фотографии Макаровой были поспешно убраны из музея и изъяты из музейных фондов. Гинзбург работала контролёром на местной швейной фабрике, где проводила контроль качества продукции. Она считалась ответственным и добросовестным работником, её фотография часто оказывалась на местной доске почёта. Однако проработав там много лет, Антонина так и не завела друзей. Фаина Тарасик, которая в то время была инспектором отдела кадров фабрики, вспоминала, что коллега была очень замкнутой, малоразговорчивой и во время коллективных праздников старалась как можно меньше употреблять алкоголя. Вероятно, она боялась проговориться. «Невозможно постоянно бояться. Первые десять лет я ждала стука в дверь, а потом успокоилась. Нет таких грехов, чтобы всю жизнь человека мучили», — рассказывала женщина впоследствии.